В парке через улицу было установлено железное дерево и бронзовые фонтаны со сверкающими на дне монетками. Мимо прошел мужик, одетый как женщина, таща на поводке семь гламурных собачек.
Ему нравилось, что лимузины идентичны. Он хотел такую машину, потому что думал, что это мелочи, зачем выделяться, но, на самом деле он так не считал. Он выражался, таким образом, ему нужна была машина, чтобы войти в этот мир, подавить все вокруг.
Но, длинный белый лимузин стал самой неприметной машиной в городе.
А вот его главе по безопасности машина нравилась за ее анонимность. И сейчас он ожидал его у тротуара - лысина Торвела была заметна издалека.
- Куда? – спросил он.
- Нужно постричься.
- В город прибыл президент.
- Нам все равно, нам необходимо постричься, нам нужно в город.
- Мы встанем в пробке.
- Я знаю, а что за президент?
- Соединенных Штатов. Все перекрыто, - ответил он, - все улицы парализованы.
- Где машина? – отрезал он.
Водитель встал у открытой пассажирской двери в ожидании, когда он сможет побежать к водительскому месту, обогнув заднюю часть лимузина. Машина стояла в тридцати пяти футах от него. Когда ряд из белых лимузинов кончился, прямо у входа в здание Японского Общества начался еще один ряд лимузинов, целый город из машин: черных и синих, водители которых ожидали прихода дипломатов, членов делегаций, консулов и атташе.
Торвел сел в лимузин рядом с водителем, где находилась приборная панель с компьютерами, дисплеем ночного видения расположенного на верхушке лобового стекла, камера которой находилась на радиаторной решетке авто.
Его глава по технологиям, Шинер, с мальчишеским лицом уже сидел в машине. Он даже не смотрел на него, однажды посмотрев на Шинера, понимаешь, там больше не на что смотреть.
Можно было, не глядя узнать Шинера по его черепу и мятой рубашке с джинсами в своей пресловутой, мастурбирующей позе.
- Что нового?
- Наша система безопасности в порядке. Никто не взломает, - произнес Шинер.
- Еще ничего не ясно.
- Нет, Эрик, мы все проверили. Никто не манипулирует нашими системами, нет никаких перезагрузок.
- И когда это мы все успели?
- Вчера. В комплексе, этим занялась группа быстрого реагирования, она-то все и проверила, в том числе и наш страховщик, он все проанализировал. Мы защищены.
- Везде?
-Да.
- Включая машину?
- Да.
- Эту машину.
- Да, Эрик, хватит.
- Мы были вместе с самого начала. Ты и я. Я хочу, чтобы ты ответил мне, хватит ли тебе стойкости для выполнения этой работы? Целеустремленности?
- И эту машину тоже проверили.
- Хватит ли воли? Я часто слышу о нашей легенде: мы молоды и умны, мы поколение выращенное волками. Но, репутация такая хрупкая вещь. Играя по крупному можно погореть на мелочи. Видимо я спрашиваю не того человека.
- Что?
- Где была машина вчера вечером, кода мы анализировали систему безопасности?
- Не знаю.
- Куда ставят лимузины на ночь?
Шинер с беспомощным видом задумался.
- Знаю, меняю тему, но, я мало сплю в последнее время, много смотрю на книги и пью бренди. Но, куда деваются все эти лимузины на ночь?
Машина встала в пробке не добравшись и до Второй Авеню. Он сидел на заднем сиденье, пялясь на множество дисплеев у приборной панели, на которых сменялись графики, цифры, различные символы. Он проанализировал ситуацию на экране за считанные секунды, игнорируя голоса, доносящиеся с передних кресел. Впереди была микроволновка и кардиомонитор. Он встретился взглядом с вращающейся камерой, она в ответ, посмотрела на него. Раньше он управлял всем этим вручную, нажимая на кнопки, сейчас же в этом не было надобности. Теперь ему нужно было только сказать или махнуть рукой и аппарат выключится.
Рядом протискивалось такси, водитель которого неустанно жал на клаксон. Ему в ответ послышались сотни таких же сигналов.
Шинер сидел спиной к лобовому стеклу на своем откидном кресле, рядом с баром, попивая через согнутую пластиковую соломинку свежо выжатый апельсиновый сок. Казалось, он, будто посвистывает через нее.
- Для чего?
Шинер поднял голову.
- У тебя не было чувства, будто ты не понимаешь, что вокруг происходит? – продолжил он.
- Мне стоит спрашивать, о чем это ты? – пробормотал Шинер в соломинку, будто в микрофон.
- Весь этот оптимизм, прогресс и процветание. Все произошло так быстро, словно ядерный взрыв, одновременно. Если я вывихну руки, что я почувствую? Я понимаю, столько информации ты анализируешь за каких-то десять минут. Индексы, цифры, столько всего. Я люблю информацию. Для нас это как матерь божья, самое прекрасное в жизни. Долбаное чудо. Благодаря ней, нас знают во всем мире. Мелкие людишки даже не понимают что живут и питаются в тени того что мы создаем. И вот я спрашиваю - Для чего?
Повисла долгая пауза. Наконец, он взглянул на Шинера. Что он говорит? Ведь его исповедь не была остроумной или забавной. Так что, все не имеет смысла.
Они продолжали сидеть в кабине лимузина среди нарастающих звуков клаксона. Что-то было в этих звуках, что-то, что он не хотел упускать. Звук, какой-то большой боли, настолько древней, что звучала как клич аборигенов. Он подумал о тех первых людях в набедренных повязках, орущих и танцующих для обряда, прежде чем исполнить основной свой долг – убить и употребить. Свежее мясо. Это единственное в чем они нуждались. Им не нужны были холодильники или микроволновки.
- Какая-то особая причина, почему мы до сих пор не в офисе? – спросил Шинер.
- Как ты догадался, что мы не в офисе?
- Если я отвечу…
- Обоснуй свое заключение.
- Я знаю, что скажу умную вещь, но, поверхностную, а значит и неточную. И тогда ты будешь жалеть, что я вообще что-то произнес.
- Мы не в офисе потому, что мне нужно постричься.
- Пусть парикмахер приедет прямо в офис, и подстрижет тебя там. Или пусть подстрижет в машине. Подстригись, наконец, и отправимся в офис.
- Нет, стрижка это своего рода культ, связанный со многими ассоциациями: плакат на стене, везде зеркала, вращающийся стул, где вращающийся стул? Здесь ничего не вращается кроме камеры.
Он сменил позу в кресле, наблюдая, как камера прожужжала, наблюдая за ним. Раньше камера следила за ним, круглосуточно транслируя его изображение на весь мир: из машины, самолета, офиса и определенных комнат его квартиры. Но возникли проблемы с безопасностью и прямую трансляцию с его участием наблюдали теперь всего несколько человек. Медсестра и пара охранников в закрытом помещении офиса. Все изменилось, устарело. Даже слово офис устарело.
Он посмотрел влево в окно своего лимузина. С секунду он сомневался а потом понял что знает женщину сидящую рядом в такси. Она была его женой вот уже двадцать два дня. Элиз Шифрин, так ее звали, поэтесса, потомок известного Шифрина который удивлял Европу и весь мир своими произведениями.
Он скомандовал Торвелу ехать рядом и выбрался из машины. Постучав в окошко такси, он заметил, как она удивленно улыбнулась ему. Ей было всего двадцать пять и у нее были утонченные черты лица и огромные простодушные глаза. Красота ее была какой-то таинственной. Это интриговало. Или нет. Она слегка вытянулась навстречу и неожиданно рассмеялась, немного устало и важно. Ему нравилось как она, смеясь, касается рукой уголков губ, стараясь выглядеть солиднее.
А вот ее поэзия – дерьмо собачье.